Неверные принципы приводят к неприемлемым результатам

Роман Вершилло

В одном из последних выпусков "Вестника ИПЦ" (1999. апрель-июнь. С. 32-38) еп. Симферопольский Агафангел опубликовал свои заметки "О Догмате Искупления по митрополиту Антонию (Храповицкому)".

Сочинение преосвященного Агафангела носит, как он сам признается, предварительный характер, а по своему содержанию представляет собой пересказ некоторых мыслей митр. Антония. В этом отношении заметка еп. Агафангела не вполне достигает цели, поскольку он не разбирает ни одного упрека в адрес учения митр. Антония, а излагает дело так, как будто мысли митр. Антония являются общепризнанными.

А ведь именно те положения, которые перелагает своими словами еп. Агафангел, и считаются неправославными. Поэтому мы не понимаем, каким образом простое изложение мыслей митр. Антония может быть достаточным ответом "недругам Русской Зарубежной Церкви, пытающимся", как пишет еп. Агафангел, "бросить тень на ее доброе имя, уличив якобы в ереси".

Еще в меньшей степени удовлетворительны собственные соображения еп. Агафангела.

Прежде всего он пишет, что архиеп. Феофан Полтавский в своем известном Докладе "по существу ни в чем не обличил митр. Антония".

Напомним, что архиеп. Феофан обличает митр. Антония в неправославном учении об Искуплении, о первородном грехе, о благодати [1]. Почему же эти пункты догматического учения Церкви еп. Агафангел считает несущественными?

Во-вторых, трудно согласиться с еп. Агафангелом и тогда, когда он излагает существо учения митр. Антония. Он видит его в отрицании теории сатисфакции, как выражения юридического западного мiросозерцания. При этом самый корень учения митр. Антония - "сострадающая любовь" - уходит у нашего автора в тень.

Подход, избранный еп. Агафангелом, был бы оправдан, если бы сочинение митр. Антония было не догматическим, а культуроведческим по своему предмету. Православное же вероучение не может рассматривать такие вопросы как "юридизм", "не-юридизм".

Как известно, "Догмат Искупления" митр. Антония заявлен и мыслился как сочинение православно-догматическое. Поэтому в нем следует различать разрешаемые митрополитом вероучительные вопросы от аргументации. И предисловие о "юридизме" и "любви" есть таковая аргументация. Причем архиеп. Феофан справедливо счел ее не относящейся к делу.

Рассудим сами, какое отношение к догматике может иметь мнение митр. Антония о западном и русском мiросозерцаниях? Абсолютно никакого. Аргументация в догматике должна соответствовать предмету рассуждения.

Как справедливо пишет архиеп. Феофан: "основным началом православного богословствования, как такового, при изъяснении Священного Писания является то правило, что Священное Писание должно быть изъясняемо под руководством Священного Предания. В силу этого правила всякое толкование известных мест Священного Писания, расходящееся с общепринятым несомненным Преданием Церкви, должно быть отвергаемо православным богословствованием" [2].

Поэтому никакие культурологические рассуждения не помогут нам правильно понять, что значит слово "Искупление", "Жертва", "Крест", которые содержатся в Священном Писании.

Теперь же мы вынуждены напомнить, в чем на самом деле состоит существо учения митр. Антония (Храповицкого).

Для митр. Антония "любовь" есть сущность одновременно и естественная и сверхъестественная, чувственная и нравственная. Такое представление о "любви" есть положение философски-догматическое и должно быть принимаемо на веру.

"Любовь", которую митр. Антоний поставляет на место понятия о "выкупе", присуща и людям не просвещенным Христианской верой. Так, любая мать, согласно учению митр. Антония, имеет в себе зачатки той же самой сострадающей любви, которой якобы совершено Искупление: "Нравственно возрождающее начало или сила есть сила сострадающей любви. В некоторой степени она уделена природе даже невозрожденного человека...",- пишет он [3].

Можно много говорить об источниках такого философского представления, но в Писании и Святоотеческом Предании без насилия над смыслом их обнаружить невозможно. Поэтому система митр. Антония изначально предполагает иносказательное толкование Писания и Предания.

Чтобы оправдать совершаемое им насилие над смыслом, митр. Антоний и вводит чуждую делу аргументацию о западном и русском мiросозерцаниях. Юридический подход появился, якобы, из-за ограниченных понятий евреев и черт их национального характера. Отсюда юридизм проник, якобы, в Священное Писание. Предание Святых отцов также оказалось проникнуто юридизмом, поскольку учители Церкви были проникнуты Римским правом.

Впрочем, еп. Агафангел пишет в том духе, что юридизмом была заражена только Западная часть Римской империи. Отнюдь нет! восточные были такими же римлянами, как и западные. Кодекс Римского права вообще создан на Востоке империи при святом императоре Юстиниане.

Без знания Римского права немыслимо разобраться в каноническом праве Восточной Православной Церкви.

Митр. Антоний, будучи последователем славянофильства, противопоставлял римскому и еврейскому мiропониманию - русское, якобы изначально не-юридическое, основанное на началах общины (церковности) и взаимной любви. Противопоставление России Западу возникает, потому что Запад воспринимается митр. Антонием как преемник римской культуры, тогда как принято считать, что преемником Рима через Византию является Российская империя.

Из рассуждения о Западе и России еп. Агафангел делает совсем небезобидный вывод о том, что все "юридические" выражения относятся только ко внешней стороне нашего спасения и не имеют внутреннего содержания.

Это выглядит необъяснимым, поскольку получается, что в Писании и Предании написаны слова лишенные смысла, так как всякий смысл есть уже внутреннее содержание.

Тем временем, когда мы говорим о выкупе, об умилостивлении, удовлетворении правде Божией, мы в границах Откровения понимаем, почему Господь пострадал за нас на кресте, что значит: пострадал именно за нас, и в чем состояла Его бесценная Жертва, которую Он принес Богу-Троице.

Если мы однажды совершим подлог и заменим "выкуп" словом "любовь", то окажется, что и "любовь" мы можем понимать так, как нам угодно. Например, из "любви", по митр. Антонию, не следует необходимо, что нужно было Воплощение, что нужно было страдание за нас, что нужна была смерть, и смерть крестная.

Следовательно, Православное вероучение, находящееся в четко определенных Священным Писанием и Преданием границах, никак не может обойтись без понятия об Искуплении в юридическом смысле.

Напротив, если для нас важнее фантазии наши или наших учителей, то следует отвергнуть внутренний смысл понятий, что равносильно уничтожению истины Православного вероучения, как видно на примере митр. Антония и его последователей.

Митр. Антоний видел особенность Русского Православия в его не-юридическом учении об Искуплении. Но поскольку Русское Православие в его настоящем виде не соответствует этому славянофильскому представлению, то все юридическое объявляется наносным, внесенным с Запада. Поэтому еп. Агафангел пишет, что митр. Антоний освободил "нашу веру от власти мертворожденного латинского схоластического скелета" и вернул "ее к живому святоотеческому началу". При этом еп. Агафангел выражает надежду, что данная концепция без расколов и проклятий вытеснит Православное учение об Искуплении.

С такими заявлениями приходится считаться, но возникает вопрос действительно трагический: что же такое есть Истинно Православная Церковь, как ее осознает еп. Агафангел? Это часть Русской Церкви, сохраняющая неповрежденное учение Поместной Церкви, или же еп. Агафангел настаивает на том, что Истинно Православная Церковь призвана исподтишка обновить Православие?

Никак невозможно, чтобы Русская Церковь в последние четыре столетия уклонилась от истины Православия. Следовательно, единственно допустимым для православного человека может быть сообразование своих понятий с Преданием Церкви. Причем Преданием не произвольно нами избранных учителей и отцов, а именно тем Преданием, которое звучало и звучит непрерывно, неизменно и повсеместно.

Ведь сколько ни приходило обновителей, а христиане по-прежнему стоят "на основании Апостолов и пророков, имея Самого Иисуса Христа краеугольным камнем" (Еф. 2:20). И все попытки сдвинуть Истину с места заканчивались тем, что Истина сдвигает с места светильник того, кто стремится к "обновлению" (Откр. 2:5).

В своем стремлении показать, чем Православие, по митр. Антонию, отличается от ереси, Симферопольский преосвященный пишет: "Мы, в отличие от латинян-папистов, говоря, что Спаситель искупил нас "честною Своею Кровию".., понимаем это не в прямом физическом смысле, а в смысле духовном - как указание на страдания за нас Спасителя".

Если еп. Агафангел придерживается такого исповедания веры, то он отличается не только от латинян, но и от православных, предлагая нехристианское учение о Воплощении.

Слова "не физически, а духовно" здесь совершенно неприемлемы. Они означают, что страданиям Христа придается некий особый смысл, отличный от содержащегося в Евангельском повествовании: "Когда Иисус вкусил уксуса, сказал: совершилось! И, преклонив главу, предал дух. ... Итак пришли воины, и у первого перебили голени, и у другого, распятого с Ним. Но, придя к Иисусу, как увидели Его уже умершим, не перебили у Него голеней, но один из воинов копьем пронзил Ему ребра, и тотчас истекла кровь и вода. И видевший засвидетельствовал, и истинно свидетельство его; он знает, что говорит истину, дабы вы поверили" (Ин. 19:30, 34-35).

О чем засвидетельствовал Евангелист Иоанн, который стоял у подножия Креста? О смерти Спасителя. О какой смерти? О смерти тела Спасителя.

Как очевидно для всех читающих Слово Божие, и даже более того - как с особым ударением засвидетельствовано возлюбленным учеником Господа, при истолковании Искупления нет и не может быть речи о противопоставлении физического - духовному.

Далее, Тропарь Великой Пятницы звучит так: "Искупил ны еси от клятвы законныя, Честною Твоею Кровию, на кресте пригвоздився, и копием прободься, бессмертие источил еси человеком, Спасе наш, слава Тебе".

Если еп. Агафангел намерен все понимать только духовно, то какой смысл он приписывает кресту и копию? Опять же не физический? Напротив, св. Кирилл Иерусалимский убеждает нас: Христос "истинно распят за грехи наши. Если бы ты захотел отвергнуть это, то видимое место обличило бы тебя, сия блаженная Голгофа, на которой собрались мы теперь ради Распятого на ней"[4].

Откуда вообще почерпнул преосвященный автор такое противоположение: "физический, а не духовный смысл Искупления"? Такая антитеза заставляет всерьез задуматься: какую же роль еп. Агафангел приписывает телесным страданиям Христа?

Еп. Агафангел как будто различает прямой смысл - то есть физический, и иносказательный - то есть духовный. Причем оба эти значения не только между собой не связаны, а даже противоречат друг другу.

Физические страдания Христа таким взглядом вообще уничтожаются, поскольку "духовно" можно понимать и не физические страдания, а призрачные. Более того, духовно можно понимать не страдания, а, например, любовь, милость, жалость, смерть Адама, изгнание из рая или что-нибудь еще по своему усмотрению.

А Православная Церковь несмотря на это никогда не рассматривала правду, любовь и милость Божию, которые так явно проявлялись в Ветхом Завете, как духовное, а не физическое Искупление.

Наконец, словами "не физически, а духовно" вводится противопоставление физического духовному в Ипостаси Спасителя. Получается, что Воплощение имеет отдельный от спасения, совершенно самостоятельный смысл - "физический", а для избранных есть еще и "духовный", спасительный.

Чтобы понимать что-либо в духовном смысле, нет никакой необходимости ни в Воплощении, ни в Жертве, ни в Кресте. Так и гностики, будучи вообще чужды Церкви, признавали страдание "душевного Иисуса", а "духовного Христа" признавали чуждым всему "физическому".

Напротив, Православная догматика никогда не отделяла физический смысл Искупления от духовного и всегда усматривала единый смысл Единой Жертвы.

Богочеловек принес Свое тело в бесценную Жертву Богу-Троице - и из этого исповедания недопустимо исключать человеческую природу Спасителя.

Грубо неправославное утверждение еп. Агафангела показывает, к чему приводит попытка поставить вероучение Православной Церкви на совершенно чуждую основу.

[1] архиеп. Феофан Полтавский и Переяславский. Доклад Архиерейскому Синоду РПЦЗ об учении митрополита Антония (Храповицкого) о догмате Искупления. М.:"Православное действие",1998.

[2] Там же. С. 32

[3] архиеп. Антоний (Храповицкий). Догмат Искупления //Богословский вестник. Сергиев Посад, 1917. октябрь-декабрь. С. 292

[4] св. Кирилл, Архиепископ Иерусалимский. Огласительное поучение 4-е//Огласительные и тайноводственные поучения. М.,1900. С. 47